остаться.
— Михаил, я тебя насквозь вижу, не получится, — предупредил я, отступая на шаг, — и учти, если устроим здесь свалку, все можем погибнуть, а моряк просто сбежит. А значит, все, что мы делали, было зря. Очень тебя прошу, как тренер и близкий человек, не делай, пожалуйста, глупости.
Соколов вздохнул и отвел взгляд. Задорные огоньки в его глазах погасли.
— Хорошо, — устало согласился он.
— Вот и отлично, — обрадовался я.
— Сергеевич, возьми на всякий случай, — Саня вручил мне берету и магазины с патронами. — Тебе это сейчас нужнее. И прыгай в воду, сразу, если что, мы тебя подберем.
Матрос подготавливал лодку к спуску, проверял все ли стопора на шлюп-балке убраны, усаживал Соколова и москвича в спасательное судно, инструктировал их, заставлял надеть спасательные жилеты и пристегнуться ремнями, отсоединял электрокабель и производил другие необходимые операции. Я всё время находился рядом, зорко следя за моряком, с двумя пистолетами в руках. Перед тем как нажать на кнопку автоматического привода, опускающего лодку, матрос даже глянул за борт, чтобы осмотреть предполагаемое место приводнения. И когда лодка пошла вниз, на палубе возле входа послышались голоса, замелькали огни фонариков.
«Млять, сюда уже кто-то идёт», — обреченно подумал я. И тут моряк резко дернулся, попытавшись удрать, но был остановлен ударом рукояти по макушке. Я оттащил бесчувственного парня в сторону, чтобы он не попал под пули, глянул вниз, лодка продолжала спуск, и была уже почти у воды.
Тем временем новые гости заметили меня. Раздались гортанные крики на испанском, зарокотал автомат, и засверкали желтые вспышки выстрелов.
«Это бандиты», — с облегчением подумал я, прячась за угол технического помещения, находящегося рядом. — «Значит, можно не сдерживаться и валить. Заодно задержать их, чтобы мои бойцы могли уплыть».
А ещё отдать «Шлюп-тали! Иначе лодка не отчалит», — вспомнил я. Резко подскочил к подъемному устройству, ударил по кнопке, показанной матросом. Судя по тому, как ослабло напряжение в тросах, шлюп спокойно отсоединился и пошел в свободное плавание.
— Парни, не ждите меня, уплывайте, это приказ! Откажетесь, я вас на том свете найду и задницу надеру, чтобы тренера слушали, — заорал я так, что мой голос наверняка услышали на другом конце судна.
В ответ, засверкали новые вспышки выстрелов, пули забарабанили по блокам и железу рядом. Дождавшись, когда бандиты перестали стрелять, я, пригнувшись, метнулся под защиту железной переборки рядом. Отложил «берету», подхватил «глок», высунулся и начал палить по бегущим ко мне фигурам. Одна из них вскрикнула, споткнулась и упала лицом вниз. Остальные что-то истошно заорали на испанском, и опять начали поливать меня автоматным огнем. Я даже успел разглядеть в руках одного из них «узи». Оглядывая пространство вокруг, заметил фигуру с пистолетом, выскочившую с другой стороны, у крыла капитанского мостика, и сразу же выстрелил. Потом ещё раз и ещё. Парень заорав, схватился за живот, выронив ствол, и упал головой вперед на палубу, недалеко от меня.
И тут меня достали. Глухо застучала автоматная очередь. Краем глаза я увидел вспышки выстрелов с верхней палубы. Один из бандитов всё-таки пошел в обход и всадил очередь в спину.
Тело дернулось, принимая рой пуль, пронзивших меня наискосок от плеч до поясницы. Ноги сразу ослабли, в глазах затуманилось.
Последним усилием воли, на подгибающихся ногах, доплелся до борта, и перегнулся, пытаясь отыскать качающуюся на воде лодку. Перед глазами всё расплывалось, но я заметил, шлюпа уже не было рядом, и лишь где-то далеко виднелась стремительно уменьшающаяся черная точка.
«Успели», — облегченно подумал я. Сознание померкло, сменившись могильной тьмой, и я полетел головой вниз прямо в бескрайнюю черную гладь океана, раскинувшуюся до горизонта.
* * *
Сознание возвращалось постепенно. Сначала чернильная мгла сменилась серым полумраком. Затем я ощутил светлые пятна, настойчиво пробивающиеся сквозь закрытые веки. И только тогда попытался открыть глаза. Получилось не сразу. Было такое ощущение, как будто веки намертво приклеились к глазным яблокам. Тело было разбитым, каждое движение отзывалось тупой болью, измученные мышцы противно ныли.
Сквозь приоткрытые веки я сумел разглядеть горящие восковые свечи вокруг и склонившуюся надо мной стройную фигурку.
— Бабушка Мэй, идите сюда скорее! Изаму глаза открыл, — возбужденно заверещал тонкий и мелодичный девичий голосок.
— Тише ты, пигалица, иду уже, — в углу с кряхтеньем зашевелилась, поднялась и с трудом поковыляла ко мне сгорбленная фигурка.
Я уже открыл глаза и с интересом разглядывал светившуюся радостью девчонку, лет 13–14.
«Азиатка», — сразу определил я по разрезу глаз, — «Интересно, куда же меня занесло? Вроде умереть должен. После автоматной очереди в упор, да ещё и в океане не выживают».
— Изаму-сан, как вы себя чувствуете? — нахмурила брови девчушка.
«Какой нахрен, Изаму»? — удивился я. — «И почему я понимаю каждое слово? Для меня все азиатские языки — непереводимая тарабарщина».
Маленькая изящная ручка нежно легла мне на лоб, даря прохладу.
— Он холодный, холодный и мокрый! — радостно воскликнула девчонка, — и больше не пылает жаром.
— Это хорошо, — улыбнулась краешками губ подошедшая старушка, — Изаму-сан, повторю вопрос Юки, как вы себя чувствуете?
— Тело побаливает, — честно ответил я. — А так, ничего, жить буду.
— Конечно, будете, — кивнула пожилая женщина. — Кризис миновал. Инициация прошла успешно. Я горда вами — Изаму-сан. Вы — будущий маг и достойный наследник семьи Огава. Жалко, что вас не видят родители. Они были бы счастливы.
Старушка дрогнувшей рукой смахнула прозрачную слезинку из уголка глаза. А я с любопытством разглядывал её и девчонку. Бабушка была очень стара. Одета в поношенный узорчатый халат с широким поясом. Лицо изборождено глубокими морщинами, собранные в пучок сверху волосы серебрятся сединой, на лбу сбоку и на правом виске — черные пигментные пятна. Но карие глаза — живые и задорные, с лукавыми огоньками. Есть люди, о которых говорят «светятся добротой». И это сказано именно о таких как Мэй.
Девчонка приковала мой взгляд надолго. Милое кукольное личико с тонкими чертами, нежные, хотя и чуть огрубевшие, видимо, от тяжелой работы, ручки с изящными длинными пальчиками, брови-ниточки и алые, блестящие в свете огоньков свеч, чуть пухлые губки. Волосы цвета воронова крыла, мягкой волной падающие на плечи. Но моё внимание притянуло другое. Миндалевидный восточный разрез в сочетании с небесно-голубыми глазами и белоснежная кожа, сияющая в полумраке, делали девчонку похожей на сказочную принцессу. И даже старенькие потертые брючки, и потрепанная блузка не портили это впечатление. Наоборот, придавали Юки необычный шарм рисованной красотки-няшки с аниме. Через два-три года она окончательно расцветет, и окружающие мужики будут штабелями падать к маленьким ножкам, обутым сейчас в изношенные серые туфельки.
— Что, нравится девушка, Изаму-сан? — усмехнулась старушка, оценив мой взгляд.
— Ниче, такая, — кивнул я. — Как фарфоровая статуэтка — настоящее произведение искусства.
Даже в полумраке комнаты было заметно, как девушка стыдливо залилась краской.
— Я, наверно, пойду Изаму-сан, — она поклонилась мне, затем старушке и быстро вышла из комнаты.
— Вы зачем девушку смущаете, Изаму-сан? — погрозила пальцем пожилая женщина. — Учти, Юки, это цветок с прекрасными лепестками, неожиданно распустившийся в зеленом болоте, наполненном грязью и зловонием. Вы — наследник рода, хоть и скрывающийся от врагов в трущобах, а она простая девушка, хоть и с добрым и чистым сердцем. Юки полюбит только одного мужчину и на всю жизнь. Не обижай её. Учти, любая рана в её душе может стать смертельной.
— Ну ты, бабка, дала джазу! Я вообще-то об этом даже не думал, — смущенно забормотал я, — мала она для меня. Никогда я за детьми не ухлестывал.
Брови старушки изумленно взлетели вверх. Минуты две она пристально рассматривала меня. Я даже почувствовал себя неуютно под испытывающим и пронзительным взглядом Мэй.
— Вы никогда так не разговаривали Изаму-сан, — прервала старушка молчание. — Я начинаю думать, что когда вы лежали без сознания, в вас вселился дух. Что касается детей, напомню вам, у нас в империи Ниппон девушка может выйти замуж с 13-ти, а юноша — с 15-ти лет. А Юки всего на год младше вас. Ей — пятнадцать, вам — шестнадцать.
«Ты чего несешь старуха, какие шестнадцать, мне недавно полтинник стукнул», — хотел возмутиться я, взмахнул рукой, собираясь разразиться потоком возражений, но слова замерли на губах. Я перевел глаза на гладкую
